Колегов Сергей Фирсович

О себе Сергей Фирсович пишет так "В 1975г окончил Горно-Алтайский пединститут по специальности учитель географии и биологии. В 1990г окончил Барнаульский пединститут по специальности практический психолог. Работал директором школы, завучем, психологом, преподавал биологию, немецкий, английский и русский языки, литературу и психологию. В летнее время много лет работал начальником пионерского лагеря. Много путешествовал по стране. (Горная Шория, Алтай, Кавказ, Памир, союзные республики) Участвовал в краевых и республиканских туристических и экологических слетах. Участник краевого конкурса «Учитель года». В 1991, 1992, 1993 годах. Награжден десятками грамот районного, регионального и всесоюзного уровня. Награжден серебряным знаком «Учитель года Кузбасса» в 2006 году. С 1975 года сотрудничаю с городскими и районными газетами. Пишу очерки, рассказы, сказки и стихи."

Мои вчерашние потемки

Пройдут вереницей года,

Но вспомнят обо мне потомки.

И зашуршат, зашелестят тогда,

Мои вчерашние потемки...

В моих потемках жизнь была,

Дарованная силой золотого духа.

И как волшебная струна,

Она ласкала нежно нервы слуха...

Мои стихи, как бриллианты

В бокал вина Цветаевой падут

Их, как Улановой пуанты

Тотемной вещью назовут.

Мой современник, все не даром!

Моя звезда горела и горит

Дышал со мной одним ты перегаром...

Душа твоя, во мне - парила и парит!

2004 г.

Рыбка сорвалась

В этой деревне жили два друга – Вася и Гена. Знамениты оба были они тем, что ради пресловутых сто граммов спиртного могли совершить любую хитрость и как говорится, готовы были за полтинник родную мать продать. Однажды, когда их наиболее жизненоважные органы, воспылали подобно колосникам, огнем, и востребовали хоть малейшей дозы спиртного, а взять было негде, да и не на что, они срочно подрядились колоть дрова к одной торговке самогоном. Василий сразу же предупредил хозяйку о том, что колуны у них особенные – у знакомых в другой деревни одолжили, почти, что самоколами называются. Пока хозяйка часок другой занималась домашними делами, они дровишки-то все и перекололи. Вышла она за ворота своей усадьбы и глазам своим не поверила.- Ой, ребятки, ну и молодцы же вы какие, - восторженно пропела она. Потом несколько раз, обойдя вокруг странновато - квадратной поленницы, покачивая головой и прищелкивая, как-то по-особому своим языком, то и дело как наседка кудахча, стала повторять: Молодцы, ох и молодцы. Да как меленько накололи. Угодили - аккурат под уголь. Она уже протянула, было, им две бутылки самогона, как вдруг все дрова рассыпались на все четыре стороны, поскольку чурки, искусно спрятанные внутри поленницы, плавно разъехались, поглотив под собой немногочисленные полешки. В следующее мгновение разыгралась величайшая немая трагикомедия, продолжительностью в одно мгновение, которой позавидовал бы не только Чарли Чаплин, но и даже сам Станиславский. В этот момент лица наших героев изображали такую великую скорбь, что даже не пошли бы ни в какое сравнение с гримасой заядлого рыбака упустившего желанную рыбу. А в руках нашей героини, трясущихся не то от досады не то от радости, жалобно позвякивали бутылки с самогоном... Рыбка, так удачно шедшая на очередную приманку хитрецов, так неожиданно, и так некстати, сорвалась...    

Смех сквозь слезы

Люди смеются над всевозможными выкрутасами пьяных и делают это без сожаления и какой-либо тени смущения. Это действительно смешно. И не только, ибо, как говорится – сказка ложь да в ней намек. Поступки пьяных вызывают особый смех – сакраментальный, саркастический и, в общем-то, какой – то не совсем здоровый. Даже самый хрустальный трезвенник, потешаясь над подвыпившим человеком, где-то там глубоко в своем подсознании, смеется и над самим сбой. Смеется сквозь слезы.

Этот случай произошел со мной сравнительно не так давно. На перроне кемеровского железнодорожного вокзала, ко мне подошла подвыпившая пожилая дама весьма изрядно помятого вида. Ее явно терзали муки абстинентного (похмельного) синдрома. Попросив у меня немного денег, она тут же их получила, поскольку у меня в это время было очень хорошее настроение. Вернувшись с банкой пива в руках, она начала рассказывать о своей трудной жизни. И о своем непутевом муже, и о неблагодарных детях, и о вампирятах внуках. Потом она начала читать стихи. Они были неплохими, и как показалось, знакомыми мне. В следующий момент она как актриса выдержала паузу и, выпустив с придыханием из своих чахлых легких большой клуб дыма картинно покачиваясь, прошлась по перрону и смачно сплюнув, изрекла: Меду прочим, когда я училась еще в четвертом классе, мой учитель природоведения разглядел во мне талант и научил меня сочинять стихи. Я смеялся, что называется от души: Учитель природоведения, ха-ха, ик, ик... Захлебываясь от собственного смеха я нагловато и без тени смущения продолжал хохотать на протяжении всего ее повествования. И сквозь этот дурацкий смех стал задавать соей собеседнице иронические вопросы: А может быть, это был учитель пения? Как хоть зовут- то его? Вдруг она, резко перестала говорить. И близко, почти вплотную, подошла ко мне, так что я смог разглядеть ее лицо, морщины которого были густо заретушированы пудрой и напоминали испорченный зефир. Дыша на меня своим перегаром, и помаячив заскорузлым указательным пальцем, почти перед самыми моими глазами, она с какой-то злостью, подобной змеиному шипению, тихо, почти на распев, произнесла: Кто... Вам... Дал... Право оскорблять... Меня... И... Мою память? А дальше произошло то, что привело меня в ужасное смятение и не вероятный трепет. Грудь сдавило так, что на мгновение мое дыхание прекратилось. Какой-то страшный ком, предвестник невероятного рыдания, подкатил к моему голу. Мой смех перешел в какое-то другое состояние, и я ощутил на губах солоноватый привкус своих слез, медленно стекающих по щекам... Она долго смотрела прямо в мои глаза. Потом отчетливо произнесла имя и фамилию своего учителя природоведения... Перед тем как уйти, она сказала мне: Я двадцать пять лет учила в школе уму разуму таких идиотов как ты, да видно ничему не научила... Толпа, в которой она так быстро исчезла, вскоре растворилась, а я еще долго стоял и смотрел в пустое пространство в надежде увидеть свою бывшую ученицу... Зайдя в поезд и разместившись поудобнее в своем купе я с облечением вздохнул и подумал,- как хорошо, что мы не узнали друг друга, прямо настоящая ирония судьбы, только похоже она на смех сквозь слезы... А за окном вагона, крупными и сытными хлопьями медленно падал тяжелый снег, заметая все следы на опустевшем перроне. Поезд тронулся и, набирая скорость, уносил меня все дальше и дальше...

Сергей КОЛЕГОВ