Чешуина Валентина Петровна

Общий трудовой стаж Валентины Петровны  составляет 42 года. В 1961 году закончила Алтайский сельскохозяйственный институт по специальности  ученый агроном, закончив Новосибирский колледж, получила второе образование - преподаватель здорового образа жизни. В Ельцовском районе начала работать с 1961 года в должности   агронома Заречного отделения совхоза "Ельцовский" , долгие годы была агрономом райсельхозуправления. Работала агрономом  в колхозе "Алей" Третьяковского района, семь лет проработала главным биологом Бийского витаминного завода, агрономом совхоза "Сибирский" Советского района. На заслуженный отдых ушла из семенной лаборатории  Ельцовского района. Находясь на пенсии,  десять лет преподавала курс "Здоровый образ жизни" в средней школе, учебно - курсовом комбинате, центре детско - юношеского творчества. Печатала в районной газете "Заря Востока" статьи о здоровом образе жизни, а также рассказы в рубриках "Алые зори", "Деревенька моя", "Культура", "Вера", "О "Великой Отечественной войне". В 2007  году участвовала в выпуске книги "Детство, опаленное войной".

ПОЛЕВОЙ ЦВЕТОК

Полевые цветы людьми не ухожены...

 Лето в этом году необычайно знойное. С утра и до позднего вечера стоит несносная жара . Беспощадно полит солнце. Всё живое тяжко стонет и дремлет. На небе ни облачка. Только яркий солнечный шар плывёт по небу, становясь с каждым мгновением жарче и жарче. Южный ветерок тихо дышит, охватывая всё живое горячим дыханием зноя.

Однажды, в один из таких дней я доставала с чердака старую одежду и обувь, чтобы прогреть и продезинфицировать на солнце. Старые серые самокатные валенки напомнили мне далёкие дни конца пятидесятых годов. В это время работала я агрономом по защите растений при райсельхозуправлении. Зимним морозным вечером возвращалась из совхоза «Таёжный» (Новокаменка) и заехала в контору управления. Рабочий день уже закончился. Специалисты разошлись по домам. Анна Константиновна Сухова наводила порядок в кабинетах управления. Я сложила документы и бумаги в стол. Ноги сходили с пару, и я стала растирать ступни ног, стараясь их согреть. В магазине не было валенок моего размера, поэтому я ездила в сапогах. Анна Константиновна с сочувствием смотрела на меня и говорила: « Разве можно ездить на лошади зимой в сапожках?! У меня есть хорошие валенки -самокатки. Сейчас я их принесу». Она быстро сходила домой, так как жила недалеко, и принесла мне валенки – самокатки. Я была благодарна Анне Константиновне за её сочувствие и заботу. Но работа, забота о детях и жизненная суета скоро вытеснили змоции из моей сути. Чувство благодарности исчезло, и воспринималась как само собой разумеющиеся.

Но сегодня, глядя на эти серые старые валенки, в моей душе проснулась бесконечная нежность, благодарность и, непередаваемая словами, печальная ностальгия. Мне очень сильно захотелось узнать всё об её жизни. В этот же день, я уже сидела в уютном чистеньком домике Анны Константиновны и беседовала с ней.

Жизнь Анны Константиновны была трудной. Меня поразила сила воли, необычно высокая работоспособность и выносливость « простой» деревенской неграмотной женщины. Её жизнь интересна, поучительна и необычно для настоящего поколения, а также и последующих поколений.

В селе Калтык, утопающем в вековой тайге, в семье зажиточного хозяина Кондрата, работал бравый батрак Костя – «косая сажень в плечах .» Всё горело в его руках. Его руками была ухожена скотина на подворье, и сено покошено и смётано. Кроме того, Костя был замечательный плотник. Всю усадьбу около дома он обустроил. Баню новую поставил, кладовую, и различные постройки новые сделал. И зимой он целыми днями работал, и ни минуты не сидел без дела. Возил сено, управлялся со скотиной, топил печи и т.д. Сельскохозяйственных машин в то время, кроме крупорушки, не было. Их заменяла смекалка и простые орудия труда: косы, лопаты, вилы, серпы, пилы да грабли. Подстать Константину была единственная дочь хозяина Татьяна. Она тоже не сидела ни минуты без дела. Татьяна пряла, ткала, шила для всей семьи одежду. Вязала тёплые зимние вещи: варежки, носки и шарфы. Вышивать, и тонкую шерсть прясть, она тоже была мастерица. Коров доить и вкусный хлеб испечь, и вышаркать пол до жёлтого блеска она отлично умела и делала всё это с удовольствием. И стирать Татьяна не брезговала. А стирали тогда руками на стиральных досках в деревянных корытах. Естественно, молодые люди приглянулись друг другу. Кондрат видел их взаимное уважение и притяжение друг другу, но не препятствовал этому. Он чувствовал, что его единственная дочь будет счастлива с Костей. Кондрат помог Косте построить добротный просторный дом с пристройками. Родители Татьяны благословили молодых и пожелали им совета да любви.

Вскоре Костя перёвёз дом с пристройками и молодую жену в свою родную Ивановку. Молодые трудились вдвоём. Батраков не нанимали. Взаимная симпатия и любовь друг к другу вдохновляла их. Работа спорилась и была в радость. Множество скота зимой стояло на подворье, а летом паслось на поле: дойные коровы, и нетели, телята и лошади. А овец и птицы домашней у них было без счёта. Всё что нужно для жизни, Костя и Татьяна зарабатывали своим трудом с избытком. Молодые, здоровые и сильные, они трудились радостно и легко. С радостью давали они хлеб и молоко соседским детям, а в праздники делились мясом, маслом и праздничной выпечкой. Родилось у них четыре девочки и два мальчика. Все четыре девочки и мальчик вскоре один за другим умерли. Остался в живых один только мальчик – брат Петро. Он был первенцем.После этого родилось ещё четыре девочки: Шура, Зоя, Катя, Анна, и остались жить.В Ивановке стала организовываться артель « Красный кустарь». Было в это время у них три дойные коровы, две нетели, лошадь, молодой жеребец, а овец и птицы без счёта. И хлеба и одежды добротной и красивой было достаточно. Жалко было отдавать заработанное своими руками и нажитое горбом добро, поэтому наотрез отказались вступать в артель.

 «У нас забрали всё: коров и нетелей и лошадей и всё остальное что было, выгнали нас на улицу, в чём были. Были в это время в домашней одежде и тапочках. Только это и осталось у нас. Приютили соседи, которых мы подкармливали. Домик у них был маленький: кухня да небольшая горница. Скотины и птицы у них никакой не было. Даже собаки не было. Было у них трое детей, да старенькая немощная бабушка. Даже полатей в соседнем домике не было.

Только одна койка стояла в небольшой горнице, на которой спали хозяева ( их имён Анна Константиновна не помнит ). Старенькая бабушка спала на печке. Наша семья, все семеро, спали вповалку на полу в кухне. На следующий день соседи собрали несколько человек и все вместе пошли к начальству с просьбой, чтобы нам отдали хотя бы нашу баню с предбанником. Баню с предбанником нам отдали. Папа быстро её обустроил и превратил в сносное жильё. В бане сбили русскую печку, которая и спасала нас от холода и голода. Мы вошли в артель. Нам давали по 200 грамм испечённого хлеба на каждого человека и больше ничего. Скотины у нас никакой не было. Но нам ,как и всем, нужно было сдавать мясозаготовку и сливочного масла 2 кг. Мы всё это покупали и сдавали. Ещё платили налог - 1000 рублей. Папа, мама и брат работали в артели, а мы рвали колбу, ягоды, грибы и продавали в Ельцовке. Скоро Катя и Зоя, с 14 лет, пошли работать в артель. В артели драли бересту, гнали дёготь, делали сани, кадки, лыжи, пилили плахи и тёс. А также делали стулья, столы, шифоньеры, и другую мебель. Камень ломали. Известку выжигали, а так же сеяли и выращивали для нужд артели пшеницу и овёс. Лошадей много было, и овёс шёл им на корм. А пшеницу мололи и пекли хлеб.

А вот такой комбайн был у нас в артели: В артели была косилка. Косилкой косили пшеницу и овёс. Вязали снопы и складывали в скирды. А когда снопы в скирдах высохнут, их молотили. Гоняют люди по кругу четыре лошади, которые крутят ремень. Ремень крутится и приводит в действие барабан. Четыре пары ( 8 человек ) ходят с граблями, вытрясают зёрна и мякину из соломы. Зёрна вместе с мякиной кидают плицей в веялку, а веялку крутят два человека.

Как-то я заметила у отца на руке большой шрам и палец, который никогда не гнулся. Я спросила: « Почему не гнётся у тебя палец?» Отец ответил, что он воевал за свою Родину - Россию в Германскую войну. В бою пуля попала в руку. Рука зажила, но шрам остался, и палец теперь не гнётся. У нас есть карточка (фотография ). Вот она. Справа на фотографии мой отец - Константин Кондратьевич Сухов.  

В 1937 году к нам постучали среди ночи. Отец открыл дверь. Мы все проснулись. Двое уполномоченных стояли у двери. Они сказали папе: «Вы арестованы! Собирайтесь, поедем с нами!» Отец спросил: « Куда ехать – то?» В ответ прозвучало: «Куда повезём, туда и поедешь!» Ночные «гости» наставили на него дула своих пистолетов и увели. С тех пор мы никогда не видели своего отца и ничего о нём не слышали. Утром мама пошла в сельский совет, чтобы узнать, за что арестовали нашего отца и куда его увели. В сельском совете никто ничего не знал. В том году в октябре мне исполнилось 14 лет. А в январе 1938 года я пошла работать в артель.

Вскоре перед началом Великой Отечественной войны сильно стала болеть наша мама. Её нечаянно задели вилами, и уронили со стога метальщики, и приключился с ней с той поры кровавый понос. Она долго лежала в Ельцовской больнице. Всё равно болела сильно спина. Глаза почти перестали видеть. А при сильной физической нагрузке опять возвращалась эта болезнь. Работать мама не смогла. Тут вскоре старшая сестра Шура ушла работать в Калтык - прачкой в детский дом. Там был хороший врач, и мама обратилась к нему. Врач сказал, что спину вылечить нельзя, так как время уже упущено. А для глаз лекарства никакого не нужно, нюхай табак. Мама нюхала табак всю жизнь. Как только начинает плохо видеть, нюхает табак. Пробегут слёзы, и мама снова хорошо видела.

Началась Великая Отечественная война! В нашей артели стали гнать пихтовое масло для нужд войны. Я стала работать на пихтовом заводе. Сначала завод был у нас в деревне на Ивановке. Потом пихтача не стало рядом. За Пуштулимом была деревня Поповичи. А за ними, в двух километрах от деревни, был пихтовый завод. Бабушки старенькие нас спрашивали: « Вам там ничего не кажется?». А в том месте много белых убили. Где–то там их и схоронили без крестов и холмиков могильных. Нам ничего не казалось. Так как мы постоянно работали, а работа была тяжёлая. В печку был вмонтирован высокий двух метровый чан. Нужно было загрузить его пихтовыми ветками. Чан загружал один человек. А потом этот человек затоплял печь. Ветки в чану «садились» и чан приходилось догружать до тех пор, пока ветки переставали садиться. Одновременно нужно было этому человеку постоянно следить за печкой и подкладывать дрова, чтобы температура была постоянной и ветки чтобы не подгорели ( боже упаси). Как только из чана переставало бежать масло, печку необходимо погасить. Чан стыл часа два. А за это время нужно было успеть

перекусить, и печку вычистить, и навести порядок, и из чана ветки верхние выкидать (сколько рука достанет), чтобы чан побыстрей остыл. Потом чан разгружал этот же человек. Приходилось залезать в горячий чан. Я наматывала на лапти всякое тряпьё, но ноги всё равно жгло, а в чану было жарко и душно. Я уже говорила, что завод находился далеко от дома, и нам приходилось возить на лето избушку. Соберём её, да печку собьём русскую. Мастер был у нас пожилой. Он нам указывал, а мы делали. Для пропитания нам давали муку. Да возчики, время от времени, привозили из дома картофель и кое – какие овощи. Мы были ещё девчонки, но сами пекли хлеб и готовили еду из овощей и картофеля в русской печке. С мая по ноябрь мы там гнали масло, а остальное время в году мы готовили дрова для завода. Дадут нам делянку, ручную пилу и топор, а зимой приходилось захватывать с собой лопату. Потому что нужно было прокапывать тропинки, часто по пояс в снегу, в заснеженной тайге. Пилили лес, а потом пилили его на чурки, кололи и складывали дрова. Всё делали сами. Русская печка спасала нас от простуды не только зимой, но и летом. Однажды летом я заболела прямо на работе. Все ветки выкинула из чана. Четыре телеги одна выкинула. Вылезла я из чана вся мокрая. День был тёплый, но дул прохладный ветер. Ветерок этот показался мне ледяным. На следующий день я не могла встать, кашляла и чихала. Три дня полежала на печи, и простуду как рукой сняло. В это время за меня работали другие девушки. А потом я проработала пропущенные смены.

 В Пуштулим, уже после войны приехал Виталий Игнатьевич (бухгалтер) и привёз с собой жену Анну. Она и лечила всех нас. Ставила уколы от клещей. А если кто заболеет, давала порошок или таблетки. Уколы от клещей, бывало, мы иногда и ставили. А порошки и таблетки скоро нам надоели. Наша русская печка да баня, да кадка с пихтачом от всех болезней лечили нас лучше всяких болезней. В кадку накидывали пихтовых веток. Парили их там. Выкидывали ветки из кадки и садились в неё. А потом отлёживалась на русской печке. Попаришься в бане, да попьёшь горячего чаю с мёдом да с целебными травами. Все болезни как рукой снимет. Как - то нам на завод девочку больную привезли. У неё сильно распухли ноги и очень болели. Она не могла ходить. Я ей ноги и вылечила так ( этим методом). Один раз в своей жизни ездила я как–то в Бийск на съезд передовиков. И надо же было, так случится, что увидела меня эта девочка и закричала: « Ты меня вылечила. Спасибо! Видишь, как я бегаю!»

Зимой 1945 года приехал к нам на лесозаготовку парень Петро и положил на меня глаз. Мы стали дружить. В середине октября мне стало очень трудно работать, так как я была на сносях и должна была родить ребёнка 20 ноября. Особенно трудно было выбрасывать ветки из душного и горячего чана и находится в нём, мне было страшно. А ноги жгло нетерпимо, независимо от того, сколько наматываю тряпок на лапти. Стала просить бригадира, чтобы он заменил меня, так как мне тяжело в чану, и я могу родить в том горячем, душном чану и задохнусь вместе с ребёнком. Но бригадир ответил, что учить нового кочегара нужно долго, а осталось работать всего неделю, ну максимум десять дней, и завод закроется до весны. И ласково добавил: « А ты уж потерпи и не рожай в чану - то.» Я думала, что до родов ещё целый месяц и решила доработать до конца сезона. Первого ноября я увидела, вместо масла бежит вода. Тут же загасили печку. Выбросила ветки из чана. Навела порядок и сдала работу бригадиру.

Седьмого ноября был праздник Октябрьской Революции. Этот праздник всегда справляли. У меня вдруг начались схватки. Единственная бабушка, которая принимала у нас в деревне роды, была пьяная, так как гуляла у своего внука.»

Тут я не выдержала и перебила Анну Константиновну вопросом: «Почему вас не отвезли в больницу в Ельцовку?».

- Да ты что говоришь – то?! Кто - же повезёт – то. Грязища на дороги непролазная. Трактор – то едва - едва проезжает. И едет - то трактор как черепаха. И родишь там на дороге в грязи.» Ну ладно - продолжает Анна Константиновна - благодаря слезам и молитвам моей мамы оклемалась всё-таки кое-как бабушка.

Попила она огуречного рассолу, попарилась в баньке. Сотворила молитву и, благословясь, приняла у меня роды. Ребёнок родился здоровым и нормальным. Я себя тоже хорошо чувствовала. И декрета у меня никакого не было. Мой Витенька родился 7 ноября, а должен был родиться не раньше 20 –го ноября. Петро не поверил, что ребёнок родился на две недели раньше и не признал его своим сыном. Сына воспитала одна и не была никогда замужем. Но когда сын был уже взрослым парнем и работал, Петро приезжал к нам. Он назвал, наконец, своего сына – сыном. Но сын ответил ему, что у него никогда не было отца. Была одна только мать. И Петро уехал « не солоно хлебавши». Прибавился у нас в избушке, которую обустроил отец из бани, ещё один жилец - Витенька. Тут вскоре сестра Зоя разошлась со своим Михаилом и пришла к нам в избушку жить в месте со своим сыном. Когда Витя учился в 4 –ом классе, я взяла ссуду и построили мне домик. Варанкин Павел и Зоя Шевелёва тоже взяли ссуду. Нам всем троим построили домики. Наша семья переехала из бани в настоящий дом. Моя мама всё время жила с нами (со мной и Витей). Она домовничала, а я работала.

Наша деревня Ивановка стала постепенно разъезжаться. Скоро нашей деревни Ивановки не стало. Все разъехались. Кто в Новокузнецк, а кто в Ельцовку. Мы ( я, мама и Витя ) приехали в Ельцовку и стали жить в этом доме. Я работала в промбыткомбинате техничкой. Содержала помещение в чистоте и порядке, и кроме того зимой ежедневно топила 4 (четыре ) печи. Через несколько лет секретарь- машинистка Галина Левашова пригласила меня работать в райсельхозуправление техничкой.»

Тут я и прерываю рассказ Анны Константиновны и скажу несколько слов от себя. Всё наше помещение Анна Константиновна содержала в идеальной чистоте и порядке. Мухи исчезли навсегда. Окна стали такими, как будто в них нет стёкол. А графины с водой засверкали как хрустальные. Когда специалистов управления перевели из ветхого здания в здание райисполкома, Анну Константиновну сократили, так как в здании райисполкома были свои технички. А Анна Константиновна пошла работать техничкой в местное хозяйство и работала там до пенсии.

Сегодня, когда пишу я эти строки, Анне Константиновне через два месяца исполнится 89 лет. В домике у неё всё ухожено и сверкает чистотой. Самотканые половики лежат на полу. По половикам разбросаны разноцветные кружки, вязаные крючком. На окнах чистые занавески. Она живёт одна и всё делает сама. Моё внимание привлекла старенькая икона в переднем углу. Икона обрамление вышитым полотенцем. Этой иконой благословляли Константина и Татьяну родители. Анна Константиновна верит в бога и обращается к нему всегда. Она стала печальной и долго молчала. Я не прерывала её молчание и сидела тихо.

Анна Константиновна вдруг заговорила слова: « Я живу одна. Мама умерла на 90 –ом году жизни. Мой единственный сын Витенька умер (в 2005 году) лет семь назад. Тяжко хоронить детей своих. Но есть внуки Оксана и Слава. Слава живёт в Новокузнецке. Есть правнуки: Владик, Виталик, Егор и правнучка Элеонора. А так же есть сноха Людмила, она вместе со своей дочерью Оксаной вот уже два года белит и делает капитальную уборку в моём доме. Я помню дату рождения всех. Анна Константиновна назвала, не задумываясь, даты рождения внуков и правнуков. Кроме того, со мной живут хорошие соседи и тоже помогают во всём . Особенно сосед Дима. И пенсию в последнее время хорошо прибавили. И стали выдавать мне 1300 рублей дополнительно к пенсии каждый месяц. Мне этих денег хватает и дрова нарубить, и скосить траву на огороде. Я в последние два года очень мало сажу овощей. Поэтому, чтобы не размножались сорняки, оставшуюся часть огорода приходится скашивать.»

Речь Анны Константиновны льётся плавно, стройно и здравомысляще. Мне не верится, что ей через два месяца будет 89 лет. Она не училась в школе и не закончила ни одного класса. Но она говорит: « Я читать-то мало-маленько умею. И писать кое-как могу. Когда расписываюсь, пишу свою фамилию».

Тут Анна Константиновна всего на мгновенье задумалась, просветлела лицом и оживлённо продолжила: « Жили мы в то время, бедно. Переносили и голод, и холод, и всякие другие лишения. Но жили дружно. Ни на кого не жаловались, и судьбу не кляли.